Безразмерное танго (Юлий Ким)
Безразмерное танго
слова и музыка Юлий Ким
Не надо! Я умоляю вас – не надо!
К чему сомненья? Сомненья ни к чему.
Не надо! Я с полуслова, с полувзгляда
В одно мгновенье всё пойму.
К чему сомненья? Сомненья ни к чему.
Не надо! Я с полуслова, с полувзгляда
В одно мгновенье всё пойму.
Это припев. Дальше только куплеты.
Это танго – оно, как цыганка:
Путь его пролегает везде.
Вьются юбки, гундосит шарманка,
Ноги сами несут по земле!
Знай мелькают, как карты в колоде.
Люди, страны, дороги, столбы...
Каждый новый маршрут –
Это новый лоскут
На цветную рубаху судьбы!
Как прекрасна река Амазонка
На просторах Бразильи моей!
Как течёт она до горизонта,
Как один нескончаемый змей.
Как люблю я в тени Кордильеров
Прогуляться под крики макак,
Я вам често спою,
Я Бразилью мою
Обожаю немыслимо как!
Как прекрасна моя Антарктида
На просторах холодных равнин,
Как мне нравится эта картина –
Над снегами парящий пингвин!
Как люблю я взобраться на айсберг
В окружении застенчивых дам,
Я вам често спою,
Антарктиду мою
Я в обиду ни разу не дам!
Как прекрасно моё Гонолулу,
Как прелестна моя Кострома,
Как мне нравится эта планета,
Лето, осень, весна и зима.
Как хочу я воспеть и прославить
Край за краем, страну за страной.
Пока не воспою
Всю планету мою,
Не пойду я отсюда домой.
Есть в Туркмении город Ташауз,
И пока не задуло свечу,
Я одною мечтой утешаюсь,
Что его я ещё навещу.
Нету в нём мавзолеев Тимура
Пирамид и античных колонн.
Просто некий певун
Был там некогда юн
И в чудесную Люсю влюблён.
В понедельник безоблачно-ясно,
А во вторник – чудовищный град.
В среду снова погода прекрасна,
А в четверг целый день снегопад.
Сухо в пятницу, влажно в субботу,
В воскресенье – неслыханный смерч!
Вам подобный контраст
Слишком кажется част,
А для нас он обычная вещь.
Хорошо на московском просторе.
Светят звёзды Кремля в синеве.
Гордый горец из города Гори
Всё мечтал здесь о дружной семье.
Как искал он тепла и участья,
Как хотел доверять и любить!
Этой страстной мечтой
И ужасной средой
Можно многое в нём объяснить.
Вот идёт Александр Македонский
Блок, Вертинский, Фадеев, Дюма –
Александры, великие тёзки,
К ним пробиться надежды нема.
Еле терпят они Искандера,
Да и то ради дяди Сандро.
А Левитин и Ким
Соответствуют им,
Как, простите, корове седло.
Вышел киллер и сел в катерпиллер.
Вышел дилер и доллар зажал.
Вышел Мюллер и с ним патер Миллер
Воду вылил на рыжий пожар.
И вот так день за днём в этом мире
Каждый кто-то играет с огнём:
Кто-то носит его,
Кто-то гасит его,
Кто-то рученьки греет на нём.
Вот идёт Александр Грибоедов,
Осторослов, дипломат, полиглот.
Он, грибами в гостях пообедав,
Совершенно расстроил живот.
Надо ехать на воды Кавказа.
"Где карета? Вон из Москвы!"
Он поехал в Тифлис,
В тот, что Персии близ,
И уже не вернулся, увы.
Вот прекрасная повесть из жизни:
Князь графиню одну полюбил.
Но она из-за сильного секса
Убежать захотела с другим.
Князь искал оскорбителя долго,
Но был ранен и телом зачах.
И он всё ей простил,
И опять полюбил,
И скончался у ней на руках.
Господа, ей же ей, дело скверно:
День и ночь, наяву и во сне
Розенкранц на костях Гильденстерна,
Как на флейте, играет Массне.
Как он вертит невинное тело,
Дует в дырочку, жмёт на бедро!
Уж и так он и сяк,
Но никак, ну никак
Не достанет до верхнего "до"!
Вот идёт Александр Сергеич
К Николаю Васильичу Г.
Он несёт, как какой-нибудь Гнедич,
Натюрморты художника Ге.
Это видит покойный Мицкевич
И презрительно цедит слова:
"Миль пардон, Александр,
Это низменный жанр:
В натюрморте натура мертва".
О, Камчатка моя, о Камчатка!
Посмотри: это я, твой Орфей.
О роскошная дикая чайка,
Ты моя золотая форель!
О, Камчатка, ты видишь, как часто
Всю я жизнь понимаю тебя!
Что за страшный магнит
В твою тундру зарыт,
Что так манит и мучит меня!
Что я в жизни любил? ненавидел?
Что нашёл я и то ли искал?
Что я видел и что не увидел?
Что я слышал и что услыхал?
Где друзья, где враги, где подруги?
Что такого сказал я умно?
Мой единственный враг,
Баснословный мудак,
Всё глядит на меня из трюмо.
На скамьях Государственной Думы
Можно видеть различных людей.
Эти веселы, эти угрюмы,
Вон татарин, а вот и еврей.
Кто со свечечкой молится в храме,
Кто с попов обрывает кресты.
Как богат наш народ
Депутатами от
Необъятной его широты!
Как прекрасно, чудесно, отлично,
Превосходно и больше того –
Выступать перед всеми публично,
Не скрывая лица своего!
Всё лицо твоё публика видит,
От детей до солидных мужчин,
На открытый твой лик
Каждый смотрит – и в миг
Просыпается в нём гражданин.
Птица малая археоптерикс!
В глубину мезозойских хвощей
Посылаю тебе этот телекс
О сегодняшнем виде вещей.
Бронтозавров твоих, мегозавров
Заменила машинная сталь.
Ну а тот трилобит
Стал потом троглодит
И пока ешё не перестал.
Жили-были старик со старухой,
И всю жизнь их преследовал рок:
Оба глухи на правое ухо,
Оба слепы на левый глазок.
У неё был артрит сухожилий,
У него не хватало ступни.
Если каждого взять
То ни сесть и не встать,
Но вдвоём обходились они.
– Гавриил, где вы были намедни?
– Я к обедне ходил, Даниил.
– Гавриил, что за жалкие бредни?
– Даниил, но я правда ходил.
– Гавриил, да, но где вы сегодня?
– Я сегодня у сводни гощу.
– Как же так Габриэль:
То вы в храм, то в бордель.
– Я ищу, Даниэль, я ищу.
Вот ещё одна повесть из жизни:
Граф графиню одну полюбил.
И хоть был он большой керосинщик,
Он женился и пьянку забыл.
Но она оказалась дешёвка
И хоть с кем, даже с братом жила.
Но настала война,
Заразилась она,
И он в Бога поверил тогда.
Путь его пролегает везде.
Вьются юбки, гундосит шарманка,
Ноги сами несут по земле!
Знай мелькают, как карты в колоде.
Люди, страны, дороги, столбы...
Каждый новый маршрут –
Это новый лоскут
На цветную рубаху судьбы!
Как прекрасна река Амазонка
На просторах Бразильи моей!
Как течёт она до горизонта,
Как один нескончаемый змей.
Как люблю я в тени Кордильеров
Прогуляться под крики макак,
Я вам често спою,
Я Бразилью мою
Обожаю немыслимо как!
Как прекрасна моя Антарктида
На просторах холодных равнин,
Как мне нравится эта картина –
Над снегами парящий пингвин!
Как люблю я взобраться на айсберг
В окружении застенчивых дам,
Я вам често спою,
Антарктиду мою
Я в обиду ни разу не дам!
Как прекрасно моё Гонолулу,
Как прелестна моя Кострома,
Как мне нравится эта планета,
Лето, осень, весна и зима.
Как хочу я воспеть и прославить
Край за краем, страну за страной.
Пока не воспою
Всю планету мою,
Не пойду я отсюда домой.
Есть в Туркмении город Ташауз,
И пока не задуло свечу,
Я одною мечтой утешаюсь,
Что его я ещё навещу.
Нету в нём мавзолеев Тимура
Пирамид и античных колонн.
Просто некий певун
Был там некогда юн
И в чудесную Люсю влюблён.
В понедельник безоблачно-ясно,
А во вторник – чудовищный град.
В среду снова погода прекрасна,
А в четверг целый день снегопад.
Сухо в пятницу, влажно в субботу,
В воскресенье – неслыханный смерч!
Вам подобный контраст
Слишком кажется част,
А для нас он обычная вещь.
Хорошо на московском просторе.
Светят звёзды Кремля в синеве.
Гордый горец из города Гори
Всё мечтал здесь о дружной семье.
Как искал он тепла и участья,
Как хотел доверять и любить!
Этой страстной мечтой
И ужасной средой
Можно многое в нём объяснить.
Вот идёт Александр Македонский
Блок, Вертинский, Фадеев, Дюма –
Александры, великие тёзки,
К ним пробиться надежды нема.
Еле терпят они Искандера,
Да и то ради дяди Сандро.
А Левитин и Ким
Соответствуют им,
Как, простите, корове седло.
Вышел киллер и сел в катерпиллер.
Вышел дилер и доллар зажал.
Вышел Мюллер и с ним патер Миллер
Воду вылил на рыжий пожар.
И вот так день за днём в этом мире
Каждый кто-то играет с огнём:
Кто-то носит его,
Кто-то гасит его,
Кто-то рученьки греет на нём.
Вот идёт Александр Грибоедов,
Осторослов, дипломат, полиглот.
Он, грибами в гостях пообедав,
Совершенно расстроил живот.
Надо ехать на воды Кавказа.
"Где карета? Вон из Москвы!"
Он поехал в Тифлис,
В тот, что Персии близ,
И уже не вернулся, увы.
Вот прекрасная повесть из жизни:
Князь графиню одну полюбил.
Но она из-за сильного секса
Убежать захотела с другим.
Князь искал оскорбителя долго,
Но был ранен и телом зачах.
И он всё ей простил,
И опять полюбил,
И скончался у ней на руках.
Господа, ей же ей, дело скверно:
День и ночь, наяву и во сне
Розенкранц на костях Гильденстерна,
Как на флейте, играет Массне.
Как он вертит невинное тело,
Дует в дырочку, жмёт на бедро!
Уж и так он и сяк,
Но никак, ну никак
Не достанет до верхнего "до"!
Вот идёт Александр Сергеич
К Николаю Васильичу Г.
Он несёт, как какой-нибудь Гнедич,
Натюрморты художника Ге.
Это видит покойный Мицкевич
И презрительно цедит слова:
"Миль пардон, Александр,
Это низменный жанр:
В натюрморте натура мертва".
О, Камчатка моя, о Камчатка!
Посмотри: это я, твой Орфей.
О роскошная дикая чайка,
Ты моя золотая форель!
О, Камчатка, ты видишь, как часто
Всю я жизнь понимаю тебя!
Что за страшный магнит
В твою тундру зарыт,
Что так манит и мучит меня!
Что я в жизни любил? ненавидел?
Что нашёл я и то ли искал?
Что я видел и что не увидел?
Что я слышал и что услыхал?
Где друзья, где враги, где подруги?
Что такого сказал я умно?
Мой единственный враг,
Баснословный мудак,
Всё глядит на меня из трюмо.
На скамьях Государственной Думы
Можно видеть различных людей.
Эти веселы, эти угрюмы,
Вон татарин, а вот и еврей.
Кто со свечечкой молится в храме,
Кто с попов обрывает кресты.
Как богат наш народ
Депутатами от
Необъятной его широты!
Как прекрасно, чудесно, отлично,
Превосходно и больше того –
Выступать перед всеми публично,
Не скрывая лица своего!
Всё лицо твоё публика видит,
От детей до солидных мужчин,
На открытый твой лик
Каждый смотрит – и в миг
Просыпается в нём гражданин.
Птица малая археоптерикс!
В глубину мезозойских хвощей
Посылаю тебе этот телекс
О сегодняшнем виде вещей.
Бронтозавров твоих, мегозавров
Заменила машинная сталь.
Ну а тот трилобит
Стал потом троглодит
И пока ешё не перестал.
Жили-были старик со старухой,
И всю жизнь их преследовал рок:
Оба глухи на правое ухо,
Оба слепы на левый глазок.
У неё был артрит сухожилий,
У него не хватало ступни.
Если каждого взять
То ни сесть и не встать,
Но вдвоём обходились они.
– Гавриил, где вы были намедни?
– Я к обедне ходил, Даниил.
– Гавриил, что за жалкие бредни?
– Даниил, но я правда ходил.
– Гавриил, да, но где вы сегодня?
– Я сегодня у сводни гощу.
– Как же так Габриэль:
То вы в храм, то в бордель.
– Я ищу, Даниэль, я ищу.
Вот ещё одна повесть из жизни:
Граф графиню одну полюбил.
И хоть был он большой керосинщик,
Он женился и пьянку забыл.
Но она оказалась дешёвка
И хоть с кем, даже с братом жила.
Но настала война,
Заразилась она,
И он в Бога поверил тогда.
Это танго – полёт бумеранга:
Вдаль к началу – и вновь на финал.
Это песнь о стране Чунга-Чанга,
Бесконечного детства вокзал.
Как яранга в низовиях Ганга,
Это танго смешно и пестро.
Но бывает на миг –
Как змеиный язык
Танго тонко и вместе остро!
Я прошу вас, Лариса, Глафира,
Умоляю, считаю до трёх:
Отречёмся от старого мира!
Отряхнём его прах с наших ног!
Ты, Лариса, пойди за Бориса,
Ты, Глафира, езжай на Кавказ –
И тогда этот мир
Будет заново мил,
А не так безобразен, как щас.
– Д’Артаньян, вы дурак, извините!
– Де ла Фер, но и вы сам дурак!
– Понапрасну вы шпагой звените!
– Больше вы не попьёте коньяк!
– Где модам Бонасье Д’Артаньяньяша?
– А кто предал жену палачу?
– Я прощал сколько мог,
Но последний намёк
Не прощу! Ни за что не прощу!
– Я прощал до сих пор,
Но последний укор
Я ударом клинка возмещу!
– Я прощал, как умел
Но всему есть предел
И за это я вам отомщу!
– Но имейте ввиду –
Я и здесь превзойду:
Всё прощу и спокойно уйду.
– Начинаю: Е2 – Е4.
– Продолжаю: Ж7 на Ж5.
– Против денег часы золотые.
– Принимаю.
– Прошу продолжать.
– Предлагаю посильную жертву.
– Принимаю, хотя и не рад.
– Что поделаешь Поль:
Мой бубновый король
Объявляет вам рыбу и мат.
Дайте Баунти! Баунти! Баунти!
И другие подайте плоды!
Дайте радио! Видео! Ауди!
Каждый раз! И во время еды!
Дайте Стиморол! Стиморол! Стиморол! –
Защищает с утра до утра!
Дайте нам Бледамет!
Педдигри! Киттикет!
Дайте всё, что для полости рта!
И ещё одна повесть из жизни:
Граф графиню свою разлюбил.
И всю жизнь сней мечтал разойтиться,
Но всё не было нравственных сил.
Чуть бывало возьмётся за посох,
Как она уж опять с животом.
Только будучи стар,
Он своё наверстал
И ничуть не раскаялся в том.
Всю-то жизнь я дурачился с песней,
Бегал, прыгал, играл в чепуху.
Называть это дело профессьей
Как хотите – никак не могу.
Я пложу свои песенки лёгко,
Не хочу я их в муках рожать.
А что деньги дают,
Как за доблестный труд –
То не буду же я возражать!
– Я хочу рассказать тебе, поле...
– Что вы, сударь, пристали ко мне?
Потому, что вы с севера, что ли?
– Шагане ты моя, Шагане!
Я могу почитать из Флобера. [1]
– Из Бодлера просила бы я.
– Я могу и Рембо.
– Ах, не всё ли равно?
– Шагане ты моя...
– Я твоя.
Проходя по житейскому морю,
Пять сердец я разбил дорогих.
Правда, если я не разбил их,
То разбил бы четыре других.
Всё равно, брат, вались на коленки
И тверди, подводя результат:
"Виноват. Виноват.
Виноват. Виноват.
Виноват. Виноват. Виноват!"
Как прекрасна мозаика жизни,
Хоть и логики как лишена!
Как луч света в вертящейся призме,
Так дробится и брызжет она!
Не ищите порядку и связи,
Проповедуйте горе уму.
А когда чёрный кот
Вам тропу перейдёт,
Перейдите её же ему!
Вот идёт Александр Твардовский,
С ним Островский идёт Николай.
К ним подходит поэт Маяковский:
– Как пойти на бульвар де Распай?
– Нет-нет-нет, мы московские люди,
Ваш Париж для нас город чужой! –
А он молча стоит,
Непричёсан, небрит,
И глядит с непонятной тоской.
– А скажите, Раиса Петровна,
Где вы брали такой крепдешин?
– Это было у синего моря,
Где струятся потоки машин.
– И почём же платили за метр?
– Это дорого мне обошлось.
– А у нас креп-жоржет
Расхватали чем свет.
– Вся надежда на русский авось. [2]
– До чего хороши пьесы Кима!
– Да, и песни весьма хороши.
– Да, но пьесы поглубже, вестимо.
– Да, но в песнях побольше души!
– Да, но главное – драматургия.
– Да, но чем же он плох, как поэт?
– Да, действительно. Но
Нужно что-то одно.
– Да, конечно, но думаю, нет.
Беспорядочно перечисляя
Что на слух и на глаз попадёт,
Обернёшся назад – мать честная!
И опять воспалённо – вперёд!
Чуть за здравым погонишься смыслом,
Лезет в очи какая-то муть!
Хочешь прямо на юг –
Получается крюк,
Называется – творческий путь.
Это танго оно вроде танка:
Напролом так и лезет и прёт...
Безобра-,
беспоща-,
без остатка
Давит траками всё напролёт!
Как безумные, воют тромбоны,
От гитары спасения нет!
Хоть среда, хоть четверг –
Господа, руки вверх:
Начинается новый куплет!
Дважды десять когтей у медведя.
Десять пальцев у нас на руках.
Десять суток, метаясь и бредя,
Достоевский писал "Игрока".
Десяти непорочным девицам
Десять бесов явились во сне.
Завершают сюжет
Десять лет, десять лет
"Эрмитажу", который в Москве!
Да я слушаю... слушаю... слышу...
Нет, конечно... Ну, что вы... Вчера...
Николая, Петра... Нет, не Мишу...
Мишу позже... Сначала Петра...
Да, спасибо... Не нужно... Оставьте!
Попрошу ко мне в душу не лезть!
Кто сказал "пятьдесят"?
Почему "пятьдесят"?
Двести семь – ш е с т ь д е с я т – двадцать шесть!!!
До чего же прекрасна Алушта
На просторах своих берегов!
Я скажу ей в глаза прямодушно,
Чем она лучше всех городов.
... и пальмы и пряжи получше
Знает наш черноморский бассейн.
Но лишь тут, господа,
Как простая вода,
Пьётся южно-бережный портвейн.
Тихо тихо ... шагаем
В этот знойный шаббат ноября.
Отдохнуть мы ему не мешаем,
Все конторы до завтра запря.
Громогласное пляжное племя
Отвалило на свой водоём.
...
Он живей всех живых
А мы всё его Мёртвым зовём.
Как прекрасно в Иерусалиме
Прогуляться в пижамных штанах.
Никакие душевно-больные
В нос не тычут коран и ...
Этих книг уж давно не читает
Всепрощающий наш полиглот.
Только смотрит на всех,
Тихо пряча свой смех,
И всё ждёт, и всё ждёт, и всё ждёт.
Я исполню свои три желанья,
Мне господь обещает с высот.
Ну, во-первых, в Иерусалиме
Я хочу быть на будущий год.
Ну а там дай дожить до трамвая,
Это тоже не скоро, боюсь.
И уж не обессудь,
Я хотел бы взглянуть
На арабо-еврейский союз.
Вдаль к началу – и вновь на финал.
Это песнь о стране Чунга-Чанга,
Бесконечного детства вокзал.
Как яранга в низовиях Ганга,
Это танго смешно и пестро.
Но бывает на миг –
Как змеиный язык
Танго тонко и вместе остро!
Я прошу вас, Лариса, Глафира,
Умоляю, считаю до трёх:
Отречёмся от старого мира!
Отряхнём его прах с наших ног!
Ты, Лариса, пойди за Бориса,
Ты, Глафира, езжай на Кавказ –
И тогда этот мир
Будет заново мил,
А не так безобразен, как щас.
– Д’Артаньян, вы дурак, извините!
– Де ла Фер, но и вы сам дурак!
– Понапрасну вы шпагой звените!
– Больше вы не попьёте коньяк!
– Где модам Бонасье Д’Артаньяньяша?
– А кто предал жену палачу?
– Я прощал сколько мог,
Но последний намёк
Не прощу! Ни за что не прощу!
– Я прощал до сих пор,
Но последний укор
Я ударом клинка возмещу!
– Я прощал, как умел
Но всему есть предел
И за это я вам отомщу!
– Но имейте ввиду –
Я и здесь превзойду:
Всё прощу и спокойно уйду.
– Начинаю: Е2 – Е4.
– Продолжаю: Ж7 на Ж5.
– Против денег часы золотые.
– Принимаю.
– Прошу продолжать.
– Предлагаю посильную жертву.
– Принимаю, хотя и не рад.
– Что поделаешь Поль:
Мой бубновый король
Объявляет вам рыбу и мат.
Дайте Баунти! Баунти! Баунти!
И другие подайте плоды!
Дайте радио! Видео! Ауди!
Каждый раз! И во время еды!
Дайте Стиморол! Стиморол! Стиморол! –
Защищает с утра до утра!
Дайте нам Бледамет!
Педдигри! Киттикет!
Дайте всё, что для полости рта!
И ещё одна повесть из жизни:
Граф графиню свою разлюбил.
И всю жизнь сней мечтал разойтиться,
Но всё не было нравственных сил.
Чуть бывало возьмётся за посох,
Как она уж опять с животом.
Только будучи стар,
Он своё наверстал
И ничуть не раскаялся в том.
Всю-то жизнь я дурачился с песней,
Бегал, прыгал, играл в чепуху.
Называть это дело профессьей
Как хотите – никак не могу.
Я пложу свои песенки лёгко,
Не хочу я их в муках рожать.
А что деньги дают,
Как за доблестный труд –
То не буду же я возражать!
– Я хочу рассказать тебе, поле...
– Что вы, сударь, пристали ко мне?
Потому, что вы с севера, что ли?
– Шагане ты моя, Шагане!
Я могу почитать из Флобера. [1]
– Из Бодлера просила бы я.
– Я могу и Рембо.
– Ах, не всё ли равно?
– Шагане ты моя...
– Я твоя.
Проходя по житейскому морю,
Пять сердец я разбил дорогих.
Правда, если я не разбил их,
То разбил бы четыре других.
Всё равно, брат, вались на коленки
И тверди, подводя результат:
"Виноват. Виноват.
Виноват. Виноват.
Виноват. Виноват. Виноват!"
Как прекрасна мозаика жизни,
Хоть и логики как лишена!
Как луч света в вертящейся призме,
Так дробится и брызжет она!
Не ищите порядку и связи,
Проповедуйте горе уму.
А когда чёрный кот
Вам тропу перейдёт,
Перейдите её же ему!
Вот идёт Александр Твардовский,
С ним Островский идёт Николай.
К ним подходит поэт Маяковский:
– Как пойти на бульвар де Распай?
– Нет-нет-нет, мы московские люди,
Ваш Париж для нас город чужой! –
А он молча стоит,
Непричёсан, небрит,
И глядит с непонятной тоской.
– А скажите, Раиса Петровна,
Где вы брали такой крепдешин?
– Это было у синего моря,
Где струятся потоки машин.
– И почём же платили за метр?
– Это дорого мне обошлось.
– А у нас креп-жоржет
Расхватали чем свет.
– Вся надежда на русский авось. [2]
– До чего хороши пьесы Кима!
– Да, и песни весьма хороши.
– Да, но пьесы поглубже, вестимо.
– Да, но в песнях побольше души!
– Да, но главное – драматургия.
– Да, но чем же он плох, как поэт?
– Да, действительно. Но
Нужно что-то одно.
– Да, конечно, но думаю, нет.
Беспорядочно перечисляя
Что на слух и на глаз попадёт,
Обернёшся назад – мать честная!
И опять воспалённо – вперёд!
Чуть за здравым погонишься смыслом,
Лезет в очи какая-то муть!
Хочешь прямо на юг –
Получается крюк,
Называется – творческий путь.
Это танго оно вроде танка:
Напролом так и лезет и прёт...
Безобра-,
беспоща-,
без остатка
Давит траками всё напролёт!
Как безумные, воют тромбоны,
От гитары спасения нет!
Хоть среда, хоть четверг –
Господа, руки вверх:
Начинается новый куплет!
Дважды десять когтей у медведя.
Десять пальцев у нас на руках.
Десять суток, метаясь и бредя,
Достоевский писал "Игрока".
Десяти непорочным девицам
Десять бесов явились во сне.
Завершают сюжет
Десять лет, десять лет
"Эрмитажу", который в Москве!
Да я слушаю... слушаю... слышу...
Нет, конечно... Ну, что вы... Вчера...
Николая, Петра... Нет, не Мишу...
Мишу позже... Сначала Петра...
Да, спасибо... Не нужно... Оставьте!
Попрошу ко мне в душу не лезть!
Кто сказал "пятьдесят"?
Почему "пятьдесят"?
Двести семь – ш е с т ь д е с я т – двадцать шесть!!!
До чего же прекрасна Алушта
На просторах своих берегов!
Я скажу ей в глаза прямодушно,
Чем она лучше всех городов.
... и пальмы и пряжи получше
Знает наш черноморский бассейн.
Но лишь тут, господа,
Как простая вода,
Пьётся южно-бережный портвейн.
Тихо тихо ... шагаем
В этот знойный шаббат ноября.
Отдохнуть мы ему не мешаем,
Все конторы до завтра запря.
Громогласное пляжное племя
Отвалило на свой водоём.
...
Он живей всех живых
А мы всё его Мёртвым зовём.
Как прекрасно в Иерусалиме
Прогуляться в пижамных штанах.
Никакие душевно-больные
В нос не тычут коран и ...
Этих книг уж давно не читает
Всепрощающий наш полиглот.
Только смотрит на всех,
Тихо пряча свой смех,
И всё ждёт, и всё ждёт, и всё ждёт.
Я исполню свои три желанья,
Мне господь обещает с высот.
Ну, во-первых, в Иерусалиме
Я хочу быть на будущий год.
Ну а там дай дожить до трамвая,
Это тоже не скоро, боюсь.
И уж не обессудь,
Я хотел бы взглянуть
На арабо-еврейский союз.
1996 – 97 г.г.